Dmitry Danilov

В Ленинграде художники и поэты живут в своих норах,
Сходят со сцены
И выращивают детей с женскими лицами цикламены.
Здесь я бродил по городу-перстню
С кошкой на поводке
Вдоль Летнего сада к реке.
Стоит ли вспоминать?
Чтоб записать в тетрадь?
Чтоб читатель грядущий пришёл в неё спать?
Стоит ли жить?
Может, за смертью ждёт меня двойник-нарцисс,
И я сольюсь с его лицом
И стану Отцом.
Наши прогулки вдоль Летнего сада умрут.
Знаю одно: награда ждёт ТУТ,
если поцелую изумруд.
Что говорили твои в трещинках губы,
Оказалось в извилинах моего мозга,
Но тоска-удав заслонила звёзды.
Что мои чувства?
Вспоминать о них грустно.
Но страшно умереть.
На стену ТАМ всю вечность мне смотреть.
Ослепнут цветы, умолкнут голоса,
Раскроются небеса.
А пока осы сосут мой мозг.
Сколько я выкурил папирос,
Пока к пишущей машинке не дополз.
Я умру, и всё умрёт со мной.
Как зренье оживало, когда шли волхвы
За Вифлеемской звездой.
Зренье раньше радовалось дворцам,
А теперь люди разбредаются по лесам,
И умирает в музее Тициан.
Правда ли, остался ещё смысл
На донышке пивной бутыли?
Правда ли, шёлковые сети ещё не порвались?
Правда ли, губы твои ещё не остыли?
Правда ли, в этом городе люди когда-то жили?